Тема станет понятна по ходу чтения. )))
Вот я не дочитала феерический тред, на который Комма ссылалась, а одна штука меня там таки задела. И вот. )))
Здесь много. Возможно, что-то непонятно, возможно, слишком много букв. Но мне было важно это сформулировать и будет приятно, если это прочитают. Может, у меня выйдет таки добавить хотя бы крохотный кусочек в то дело, которое мне представляется очень важным. Я старалась. )))
Оно гендерное, да.

Сначала схема. Начинать нужно именно с нее.
читать дальшеЕсть некто (А), обладающий следующими свойствами:
- он так или иначе уязвим (все уязвимы, но иногда уязвимы по-разному);
- он отличается (от тех, перед кем он уязвим - тех, кто устанавливает правила игры).
Все, больше у него никаких качеств нет. Он может быть чудным малым или склочной мелочной сволочью - это неважно.
А вступил в коммуникацию с Б, представителем той группы, которая устанавливает правила игры, причем А может даже не знать о том, что коммуникация уже началась, а вот Б знает. Т. е. односторонность здесь не помеха. А совершает нечто, что Б расценивает как провокацию, и что не является преступлением или причинением вреда Б или кому-либо еще, и Б делает с А нечто плохое.
Конец схемы.
Так вот, тезис. Реакция публики, а также во многом самого А (Б по-любому будет считать себя правым), то, на чем они акцентируют внимание, в частности настойчивость и изобретательность в поиске вины А в том, что с ним случилось, соотношения "провокации" и проступка/преступления Б (действительно ли "провокация" была "достаточной" для того, чтобы Б сделал то, что он сделал), будет зависеть не:
- от степени "вины" А (насколько в конкретном случае можно говорить о вине);
- степени его способности повлиять на ситуацию, в которой он оказался;
- даже не от степени "наглости" "провокативного" поведения А;
а от совсем других факторов.
Об этом дальше, а пока иллюстрации.

Здесь будут подло эксплуатироваться чувства, связанные с национальной и расовой дискриминацией. Если вы пугливы, не читайте дальше. Аффтар поступает так намеренно и осознанно.

1. Событие. Итак, А - чернокожий, проживающий в стране, не свободной от непридушенного в колыбельке расизма, в которой однако в общем и целом расизм осуждается - на официальном уровне, и в большинстве случаев на индивидуальном. Допустим, в какой-нибудь стране постсовка. Однажды темной ночью он возвращается домой неважно откуда, на него нападает банда наци (Б), избивает его и убивает. На почве расовой ненависти, понятное дело, допустим, даже мобилку с трупа не забрали.
Допустим для простоты, что расовый характер убийства сразу стал известен и в расследовании не нуждается.
Реакция публики, обсуждающей событие. Сразу выделится группа товарищей, считающая поведение А провокативным и сосредоточенная на поиске оправданий или хотя бы объяснений для поступка группы наци ("терпеть не могу негров, они все мудаки", "понаехали тут", "они насилуют наших женщин"). Они же сосредоточатся на поиске "вины" данного конкретного убитого чернокожего. Сочетание первого и второго будет выглядеть вполне органично, в общем, наблюдателям будет очевидно, что это тесно связанные мотивы, и оба вытекают из тезиса "в принципе негров убивать можно, или во всяком случае не настолько нельзя, как белых". Или, как вариант для более "цивилизованных" граждан "негров можно убивать, когда они нарушают правила игры, а что является правилами, устанавливаем мы". Ну а дальше идет поиск нарушения правил. Возможно, даже успокоятся на "они тут понаехали, вот он и расплатился за то, что они тут понаехали".
В общем и целом для большинства все с группой товарищей будет ясно - наци и есть наци.

Публика же в целом не будет сосредотачивать внимание на том:
- почему это чернокожий шел откуда-то среди ночи и чего ему дома не сиделось;
- не ходил ли он на встречу... ээээ.... чернокожих, где они занимались какими-нибудь неприятными для белых делами. Провокационными. Например, обсуждением планов изнасилования белых женщин;
- во что он был одет, не было ли на нем провокационных деталей одежды, значков и т. д. - того, что может спровоцировать наци;
- не вел ли он себя провокационно еще каким-нибудь способом, например, а не сказал ли он случайно проходящей мимо толпе хороших белых мальчиков, возвращающихся с джазового концерта, "пошли нах, белые мудаки".
Все эти вопросы не будут интересовать основную часть обсуждающей публики, потому что ей и без того предельно ясно - для наци достаточно цвета кожи (отличие) и неспособности защититься от конкретной опасности (вид уязвимости). Не повезло парню. А убийцы есть убийцы и никаких оправданий их поступку нет.
Также публика не сосредоточится на обсуждении того, как бы так модифицировать поведение других чернокожих, чтобы уберечь их от опасности. Это будет, но гораздо больше будет возмущения и осуждения в адрес наци, вопросов о том, откуда они такие берутся и как бы с ними покончить. Есть то, что очевидно опознается как преступление и внимание сосредотачивается на преступнике. На жертве - лишь в контексте сожаления.

2. Событие. Условное гетто для евреев, выходить евреям запрещено под страхом, допустим, тюремного заключения. А - еврейка - по какой-то своей надобности покинула гетто, раздобыв где-то не помеченную нейтральную одежду. Но вот она встречает своего бывшего соседа, молодого парня, он ее узнает как еврейку. Парень возмущен. Ей запрещено выходить, это четко прописано в законе! Эти евреи не чтут закон, поэтому к ним приходится применять такие жесткие меры! И, конечно, она вышла, чтобы подыскать подходящего христианского младенца для известно каких целей. Женщина в сердцах отрицает свою падкость на христианских младенцев. Парень избивает женщину до полусмерти и под одобрительные возгласы толпы тащит ее в полицейский участок.
Напоминаю еще раз - все очень условное. )))) Это такая лубочная картинка из жизни условное фашистского общества.
Итак, что сделала воображаемая еврейка?
1. нарушила закон;
2. добровольно оказалась в месте, где она будет в опасности и беззащитна, при этом она знала об опасности;
3. вступила в пререкания с человеком, явно настроенным агрессивно.
Избивший ее, кстати, был совершенно уверен в собственной правоте, как и большинство окружающих его людей.
Реакция публики. Публикой будем мы, оценивающие событие исходя из наших сегодняшних ценностей.
Поведение женщины провокационное. Ее действие вообще является нарушением закона, т. е. даже в условия, изложенные в самом начале не вписывается в "худшую" для нее сторону. Но мы не обращаем на это внимания, потому что считаем - это "плохие" законы, не должно быть таких законов, евреи не должны чувствовать вину за то, что не уважают такие законы. Но много ли найдется тех, кто скажет "сама, дура, виновата?" Много ли найдется тех, кто станет оправдывать парня, придумывая для него всякие "она вела себя настолько провокационно, что еще он мог сделать? На его месте так поступил бы чуть ли не каждый". Много ли найдется тех, кто станет выискивать в поведении женщины "особо провокационные" детали и на этом сосредоточат внимание?
Нет, внимание большинства сосредоточится на мыслях вроде "не допустим фашизма!", "какой мудак" и "какой ужас".

3. Следующее событие - пересказ пересказа, а автор, у которого я его позаимствовала, думаю, тоже не являлся непосредственным свидетелем. Я вообще сомневаюсь в достоверности рассказа, но он интересен не с точки зрения того, произошло ли это на самом деле, это вообще не важно, а с точки зрения того, как и на чем акцентировано внимание рассказчика.
А позаимствовано оно из удаленного замечательного треда в кружке любознательных (тред я в целом не осилила, но некоторые любопытные детали углядела, они, собственно, и навели))).
Этот пример специально для слэшерски-негомофобной аудитории.
Итак, аффтар-пересказчик, в какой-то степени гомофобный (о степени не берусь судить, тем более треда нет, проверить, внимательно вычитав реплики, возможности нет), рассказывает о "страшном случае", должном явиться очередным аргументом в его гомо-осуждении. А я пересказываю по памяти. Итак, пара геев, усыновленный ребенок. В старшем подростковом ребенкином возрасте его сверстники узнают, что его родители - геи, начинают его травить. Потом кто-то из сверстников сообщает другим, что геи-то трахаются в жопу. В итоге - групповое изнасилование, страшная психологическая травма, многолетнее ребенкино психологическое лечение.
Цель рассказчика - доказать, что геям нельзя усыновлять детей (и, видимо, размножаться вообще, ведь ребенок может быть геем не только усыновлен, но и нажит естественным путем. Нет, я не о мпреге)))). Возможно, также "какие гады эти геи, испортили ребенку жизнь", но за это не поручусь.
Пример чудесен своей яркостью, и объяснять ничего не нужно. )))

Но я таки разложу.
Здесь следует не допускать возможного ухода в детализацию описанного, в подробности, поскольку а) рассказчик рассказывал вот в таком виде; б) его рассказ служил определенной цели, а не, например, обоснованию того, что родители-геи невнимательны к детям и не замечают травлю, или игнорируют ее; в) не хочется отвлекаться от сути.

В первую очередь чудесно здесь в том числе то, что пострадавшая сторона естественным путем как бы разделена на две части - страдающую и "виноватую в страданиях". Обычно обе части совмещаются в одном человеке - он пострадал, он и "виноват", а здесь есть родители-геи, воплощающие виноватую часть, и ребенок, воплощающий страдающую часть, что делает картину еще более наглядной, ведь "виноватая" часть не вступала в непосредственный контакт с преступниками. И все равно, как видно, виновата.

Вторая чудесность состоит в наглядном смещении внимания с преступника на "виноватую" часть жертвы. Вплоть до того, что о групповом изнасиловании говорилось максимально обезличено, как если бы речь шла о влиянии сил природы. Не Вася, Петя и Ваня изнасиловали Костю, а Костя был изнасилован. Даже не так. Костя был изнасилован, а виновато в этом гейство его родителей. Костя был изнасилован гейством его родителей. Насильники исчезли из поля зрения рассказчика. Они в глазах рассказчика не совсем являются живыми людьми со свободной волей (сравните с парнем, избившим женщину-еврейку. Там ведь очевидно, что то было его решение? Не "она избита", а "вот этот мудак ее избил"). Они, насильники, что-то среднее между силой природы и функцией виноватой части жертвы. Они - куклы, марионетки, а тянет за веревочки гейство родителей изнасилованного. Как только геи стали геями и завели ребенка, они стали виноваты, изнасилование как бы растет из их вины, является ее закономерным проявлением.
Как только они "сделали неправильно", появилась вина, а наказание за вину появилось так же ожидаемо, снег появляется зимой.
Итак, акцент сменился на жертву, поэтому у рассказчика не появилось мыслей вроде "как ужасна гомофобия" или "какие козлы те люди, которые воспитывали насильников, да и сами насильники, нужно что-то сделать, чтобы такое не повторялось, чтобы виновные были наказаны, а усыновленные геями могли спокойно рассказывать о своих родителях, ничего не боясь". Ну вот примерно как "чтобы евреи могли спокойно, без страха, говорить о том, что они евреи".
Мыслей о том, что гомофобия отвратительна, у рассказчика не появилось (неудивительно, там ведь и насильников нет, мальчик "был изнасилован" безличной силой, и насилие прямо вытекало из гейства родителей, минуя волю и, пардон, тела насильников), а значит рассказ стало возможно использовать для обоснования ужасности гейства. Отсутствие логики рассказчика не смущает - он его не видит из-за смещенных акцентов.

Третья чудесность состоит в том, что, видимо, тот, на кого мы направляем внимание, и становится в нашем видении "субъектом", тем, кто определяет ход событий. А тот, на кого внимание не направлено, отправляется в объекты. И здесь не имеет значения, кто на деле крутил руль и чья воля определяла, в чем будут состоять события. На ком внимание - у того и руль. Внимание на жертве - и все, мы не можем полноценно думать о том, что преступление совершил преступник, мы невольно переходим на рассуждения о том, что могла сделать жертва. Чем больше внимания на жертве, тем больше она "могла" и "должна была" сделать. Ну вот в случае невротической сосредоточенности на геях выходит так, что насильников нет, виноваты родители - тем что геи. В случае невротической сосредоточенности на евреях в избиении еврейки будет виновата еврейка. Но и без невротической сосредоточенности часто не обходится без смещения акцентов. Достаточно тревоги. Если это сильная тревога, если это страх... эффекты могут быть самыми неожиданными.
И ведь рассказчик не замечает в своем отношении ничего необычного, ничего "неправильного". Изнутри все выглядит предельно логично. Нелогичными выглядят высказыванию людей, оспаривающих ее логику.
Так вот, у каждого из нас есть риск оказаться в роли такого рассказчика. Мы не замечаем того, как из-за нашей тревоги (не всегда, кстати, осознанной) смещаются акценты, изменяется центр сосредоточения внимания.

4. Событие четыре банально. Женщину, возвращающуюся домой поздно ночью, или зашедшую в гости к знакомому мужчине, или оставшуюся наедине с коллегой, изнасиловали.
Поток вопросов о том, как она была одета, не была ли она пьяна, не строила ли она глазки, не шла ли она с вечеринки, не сделала ли она что угодно еще, что можно назвать провокацией, и неужели она не знала, что ее поведение является провокацией, и раз знала (а как же не знать), то почему же так себя вела, наверное, сама, дура, виновата - неминуем. Большая часть публики не сосредоточит внимание на насильнике, том, как его искать, как наказать. Споры будут вестись о соотношении провокации и изнасилования. Была ли провокация достаточно "сильной", чтобы оправдать преступника, или все же не была. "Положительные" люди будут говорить "ну, он козел, конечно, но она..." и дальше эмоциональный трактат на пять абзацев о жертве. Преступника будут упоминать вскользь. Попытки некоторых граждан все же призвать остальных к тому, чтобы акцентировать внимание на ответственности преступника, будут встречены непониманием.

В чем разница между реакцией публики на избиение еврейки и изнасилование на свидании? Ни та, ни другая не нарушили закон, который мы признаем. Ни та, ни другая не совершили ничего предосудительного, что мы осуждаем (мы ведь в большинстве не осуждаем отказ в сексе после того, как кавалер угостил кофе и мороженным, как не осуждаем хождение евреев по какому-нибудь Берлину). Ни та, ни другая никому не причинили вреда. Еврейка рисковала больше, она знала, что вокруг - враждебно настроенные, агрессивные люди, которые ее ненавидят и боятся. Женщина, отправляющаяся на свидание, не идет на встречу с потенциальным насильником. Те, кто всерьез, по-настоящему ждет насилия от _каждого_ мужчины, на свидания не ходят. Они из дому не выходят. У них такие проблемы, что им не позавидуешь, их социальная жизнь осложнена так, что вряд ли они находят понимание даже среди тех, кто открыто и яростно осуждает женщину, изнасилованную на свидании. У еврейки способность повлиять на ситуацию даже лучше, чем у изнасилованной на улице - еврейке достаточно не выходить из гетто, изнасилованной на улице "достаточно" не выходить из дому. Изнасилованной после свидания "достаточно" никогда не ходить на свидания или ходить... с братом, например.
Нет разницы в "вине".
Нет разницы в том, насколько "провокативно" поведение.
Нет разницы в способности повлиять на ситуацию.
Тот, кто сосредотачивает внимание на том, что могла сделать изнасилованная, чтобы избежать изнасилования, и что может сделать любая женщина, чтобы избежать изнасилования, не ориентируется на реальность.
Имеют значение:
1. тревога, заставляющая смещать внимание;
2. представление о дозволенности совершенного преступления.

И если с первым все уже по-идее, должно быть более-менее понятно, то со вторым сложнее. И это не самая приятная тема. Она о том, как в нас, "хороших" людях, гнездится внутренняя убежденность в том, что преступление вообще дозволено. Сама мысль об этом должна вызывать протест. Но гляньте на пример с чернокожим и наци, обратите внимание на "группу товарищей", на особенности их поведения и на то, что лежит в основе их поведения, какие именно убеждения.
Сознательно мы уверены в том, что изнасилование не дозволено и еще больше уверены мы в твердости своей позиции.
Но во многих из нас... если не в каждом сидят впечатления, полученные начиная с самого нежного возраста, которые касаются _реальных_ взаимодействий, связанных со связкой преступления - вины. Того, как все происходит в реальном мире. Не только в связи с изнасилованиями (хотя и с ними тоже), но в связи с любыми случаями насилия и причинения вреда. Эти впечатления не систематизированы, не обдуманы, не обобщены, они не составляют _мнения_, но они влияют на наши оценки и даже на само восприятие.
И я с трудом представляю человека, выросшего в наших условиях, который не получил бы в том или ином виде представления о том, что "преступления вообще дозволены, но если соблюдаются определенные условия, то не дозволены". Насколько крепко оно закрепится и какую роль будет играть - вопрос сложный и много от чего зависящий.
И из этих самых необобщенных, в принципе не-думанных впечатлений вырастает лезущая из рассуждений установка на то, что изнасилование недопустимо, только если соблюдены некоторые условия. А если они не соблюдены - оно вроде бы как недопустимо в гораздо меньшей степени.
Изнасилование дозволено.
Остальное зависит от того, что считается "условиями".
Ну вот в приведенном примере (п. 3), который вообще отличается редкой кристальной чистотой, условием был сам факт гейства. Ты гей - ты виноват, насилие в отношении тебя или в отношении того, кто выступает твоей "жертвенной" частью, недозволено в меньшей степени, чем по отношению к другим людям.
Насильники, кстати, тоже пользуются "условиями". Она гордо держит голову, открыто смеется, весело говорит вот с тем парнем - значит, шлюха, ее можно. Она тихая и робкая, и вон как на меня зыркнула исподлобья - значит, никто ее не трахает, а она хочет, бедняжка, а сказать боится. Значит, ее нужно. И эти условия они не "выращивают" в себе, они берут их из того самого социума, состоящего из "хороших" людей, у которых вот такой крохотный финт в рассуждении, такой незначительный, такая ерунда, зачем ее обсуждать (лучше поговорим о том, как уберечь наших дочерей от изнасилования, как модифицировать их поведение и только попробуйте перевести разговор на то, что я против обучения девочек правилам безопасности)))). Они усваивают его от отцов, которые сами никого не насиловали, и матерей, которые, понятное дело, тоже. В мелочах, в тонкостях реакции на события, в том, куда смещены акценты при обсуждении событий.
А насчет еврейки... мы просто очень хорошо знаем, что нельзя запирать людей в гетто. Мы в этом уверены. Боюсь, что в гораздо бОльшей степени, чем в том, что людей нельзя насиловать. (((

К чему все это.
Мне кажется, на основе реакций других людей и понимания того, на чем они основаны, особенно когда примеры ярки и просты (они при этом часто еще и фееричны) можно попытаться представить, а нет ли такого бага в нас самих. Не настолько яркого и простого (и не настолько фееричного), но отсутствие яркости, простоты и фееричности как раз и не дает это в себе заметить. Тем более изнутри оно выглядит... не просто логичным, а единственно возможным. По себе знаю, как оно бывает. ))) Допустить такую возможность и внимательно к себе присмотреться, не давая себе уйти в мысли о собственной якобы "плохости", мол, если у меня есть хоть гран такой гадости - я плохой человек. Чувство вины, страх увидеть в себе якобы "гадость" и вся эта ерунда не дают возможности смотреть на вещи здраво. А в данном случае не имеет ни малейшего значения (уж для меня точно), кто насколько хорош или насколько плох, имеет значение лишь увеличение количества ясности. )))